На первый взгляд, "Елена" - это кино о выборе. О том выборе, который приходится делать уже немолодой Елене в сложный момент своей жизни, надеясь помочь внуку. Однако на самом деле фильм о ресентименте, причем в ницшеанском понимании этого феномена. Немецкий философ в творчестве акцентировал свое внимание на дуализме жизни, исследовал истоки христианской морали и "перевернутые ценности" иудейской истории. У Ницше "рабы" несли с собой мстительную мораль: не в силах открыто сопротивляться "господам", они уповали на свое презрение, ненависть "высшей силе" и осознание собственной нравственной правоты.

Звягинцев в диалоге Елены и ее "пост-инфарктного" супруга как раз обращает на это внимание. Владимир (богатый бизнесмен) в семейной жизни "витает в облаках", не чувствуя явной озлобленности любимой ("любимой") жены по отношению к себе. Та вынуждена молча исполнять семейно-социальные обязанности, ухаживать за больным мужем и отчитываться за любые траты. Елена лишь "играет роль заботливой супруги и у нее этого неплохо получается". Она втайне ненавидит своего мужа, считая того ответственным за будущее своих внуков. Таким образом в душе Елены происходит сублимация собственной социальной неполноценности: Владимир оказывается виновным в том, что не дает денег на обучение внука. Звягинцев точно выхватывает витающую враждебность в современном российском обществе и четко демонстрирует на примере Елены то, что может произойти в случае окончательного социального расслоения страны. Ненависть порождает насилие.

Елену поначалу мучают угрызения совести, однако для нее будущее своей семьи гораздо важнее собственной жизни и жизни того человека, который стоит у нее на пути. Младенец выше бога, а семья важнее христианской морали. Если в лентах Тарковского или Малика образ "матери" являлся символом святости и непорочности, то у Звягинцева он намного ближе к триеровской трактовке феминности зла. Режиссер "Возвращения" восхищается несгибаемым духом, силой русской женщины и одновременно размышляет о том, на что она может быть способна в условиях тупика.

Весь фильм снят в своеобразной "документалистской" манере, в нем даже чувствуется влияние Шанталь Акерман с ее подходом к максимально точному изображению "повседневной жизни" на экране. Звягинцев почти весь фильм по-хорошему дурачит зрителя, намеренно включает узнаваемые голоса ведущих различных ТВ-шоу и фиксирует внимание на бытовых мелочах. Таким образом он подчеркивает реальность показываемых на пленке живых людей. Однако закольцованный финал и явная символика (убитая лошадь, отражения в маршрутке, свечи) превращают картину в философскую притчу. Андрей Звягинцев в одном эпизоде и вовсе прямо говорит о будущем апокалипсисе. У Триера конец света наступает для всей планеты, а у Звягинцева он происходит в душе Елены. Свет погас. Пробки перегорели.

(1/10/2011)